Пиранья. Бродячее сокровище - Страница 100

100

Очень быстро слева выскочил субъект с карабином, каковой тут же бросил наземь и стал озабоченно суетиться вокруг оравшего – то пытался его поднять, то, разобравшись, в чем дело отпустил, то схватил карабин и стал, грозно выставив дуло, вертеться на все стороны, выкатывая глаза в беспомощной ярости, то вновь пытался облегчить страдания раненого бесцельной суетой и озабоченными причитаниями. Судя по его метаниям, помощи он ниоткуда не ждал, а значит, их и в самом деле сидело в засаде только четверо...

Выждав еще какое-то время, равнодушно слушая вопли раненого и без улыбки глядя на шараханья второго, Мазур бесшумно выдвинулся из-за ствола, поднял пистолет и дважды выстрелил.

Настала полная, окончательная тишина. Никто более не метался, никто не орал благим матом. Выждав еще для полной надежности, Мазур сторожким волчьим бегом припустил к тому месту, где оставил мертвого Хольца и Кристину в полном здравии.

В точности такими он их и обнаружил. Пригнулся, заглянул в кустарник и, не тратя времени на сантименты, бросил девушке:

– Полежи еще, я скоро закончу...

Вывернул покойнику карманы, забрал обе гранаты и с оглядочкой двинулся через лес к берегу, посмотреть, какие там произошли изменения. Ожидаемые, в общем: рядом с «Креветкой» обнаружился белый катер длиной футов в двадцать, этакая прогулочная игрушка богатея, не самая современная, весьма подержанная, но, тем не менее, надежная и комфортная, способная при хорошей погоде без особых хлопот преодолеть сотню миль спокойного моря. Надстройка закрывала примерно две трети остроносого суденышка, и что творится внутри, Мазур не мог рассмотреть – зато на корме узрел дона Хайме. Старый прохвост, столь же элегантный, как во время их первой встречи, стоял у борта в компании гораздо менее светского верзилы с автоматом на плече, и оба напряженно таращились в сторону леса, определенно не зная, как расценивать наступившую тишину и что, собственно, лучше всего предпринять.

Третий, опять-таки не обремененный замашками джентельмена или денди субъект, стоял у фальшборта «Креветки». Волосы у него были еще мокрые, а у ног лежал акваланг. Ах, вот оно что... можно не гадать, что случилось с капитаном Гальего и его людьми: подобрался под водой, выбрал момент, вынырнул, перещелкал с маху... Вон те пятна на палубе чертовски напоминают едва свернувшуюся кровь...

От того места, где в лесу засел Мазур, до обоих суденышек было метров двадцать. С крайним неудовольствием Мазур поймал себя на том, что жаждет устроить кино, финал на голливудский манер: чтобы они корчились под наведенным стволом, каялись и просили пощады, уверяя, что осознали ошибки и займутся теперь исключительно общественно полезным трудом – а он, отпустив напоследок пару триумфально-издевательских афоризмов, перестрелял бы к чертовой матери успевшую помучиться троицу...

А вот это было плохо, потому что – непрофессионально. И потому Мазур, не затягивая паузу, поднял пистолет, выстрелом навскидку срезал индивидуума на палубе «Креветки», а мгновеньем позже, вырвав обе чеки, запустил обе гранаты прямехонько на корму катера.

Он знал эту модель – в пластиковой оболочке каждой гранаты таилось до поры три сотни стальных шариков. В двух, легко подсчитать, шестьсот. И рвануло, как следует быть, все эти шесть сотен убойных крохотулек вымеливнутренность катера, вынеся все иллюминаторы, издырявив борта, катер качнуло на спокойной воде, над кормой медленно таял сизый вонючий дым – и Мазур, одним отчаянным броском достигший берега, перепрыгнув внутрь, уже не увидел ни единой цели, которую следовало бы подавить автоматным огнем.

Не теряя времени, он перепрыгнул на «Креветку» и со всеми предосторожностями осмотрел надстройку, спустился в каюты. Никого там не обнаружил, ни живых ни мертвых, спустился в каюты. По крайне мере, предателей среди экипажа «Креветки» не оказалось – а это уже кое-что, есть кое-какая разница меж мертвыми, о которых думаешь хорошо, и теми их собратьями, кто доброго слова не достоин... Быть может, и мертвым не все равно, что именно о них думают те, кто пока что пребывает по этусторону...

Перешел на катер. Перешагнул через препятствие, старательно не глядя на то, что осталось от элегантного и благообразного совсем недавно дона Хайме – не по слабости нервов, а исключительно из эстетических соображений. Не всякий мастер обожает любоваться своей работой, иногда бывает как раз наоборот.

Шагнул под надстройку. Показалось, будто оказался внутри огромного дуршлага: отовсюду в крохотные дырочки проникали тоненькие, как иглы, лучики стоявшего в зените солнца. Под ногами похлюпывало – часть шариков зацепила и дюралевое днище, пройдя через настил из тонких досок, вода помаленьку прибывала.

Нагнувшись, Мазур старательно осмотрел приборную доску. Ей тоже досталась толика стального вихря, но особенных повреждений не было. То, что его интересовало, он увидел сразу: сама доска состояла из нескольких циферблатов, наглухо забранных в светлую панель, а этотприбор явно не имел к ней отношения, стоял отдельно, сам по себе, со своим собственным питанием, ничем с доской не соединенный. Небольшой серый ящик с круглым экраном, несколькими верньерами, парой-тройкой кнопок. От него тянулся уходивший в иллюминатор толстый синий провод.

Мазур выглянул наружу. Провод был присобачен к высокой гибкой антенне, вздымавшейся метра на три над крышей и укрепленной растяжками. Ну вот, кое-что и проясняется...

...Вернувшись к тому месту, где покорно дожидалась Кристина, он сначала освободил карманы немца от того, что покойнику уже никак не могло понадобиться, потом проломился в заросли и поднял девушку на ноги. Сказал устало:

100