– Пойдемте? – непринужденно предложил капитан.
Они вышли на улицу. Слева, над крышами, по-прежнему тянулся в небеса косой шлейф черного дыма, и где-то в отдалении трещали короткие очереди автоматических винтовок. Капитан вновь отдал честь и, заложив руки за спину, неторопливо удалился.
Дотошно поверив, хорошо ли лежат в кармане документы, Мазур сделал неожиданное открытие. И громко выругался.
Во внутреннем кармане драгоценной куртки лежали только паспорт и мореходная книжка. Деньги исчезли – и рулончик долларов, и пачка местных фантиков. Он остался без гроша в кармане. Не было смысла гадать, кто его так облегчил – то ли первый патруль, то ли эти, в магазине, все равно жаловаться бесполезно, концов не найдешь. Положеньице...
– Что случилось? – тихонько поинтересовалась Энджел. – У тебя вдруг стал такой вид, словно тебя собираются повесить на первом же фонаре...
– Нечто близкое, – сказал Мазур так же тихо. – Они у меня вытащили все деньги. Я теперь нищий.
– Да ладно тебе. Обойдется.
– Хорошо тебе говорить...
– А ты не забыл, что я тебя наняла на работу?
Мазур удивленно покосился на нее:
– Серьезно? Я думал, ты меня попросту вытаскивала...
– Везет тебе, – сказала девушка. – Я все равно собиралась нанять кого-нибудь: водить машину, таскать тяжелое... Местные у меня никакого доверия не вызывают – или воры, или шпики, или то и другое вместе. А ты, как-никак – белый человек... Хотя кто тебя знает, что там за душой...
– Я надежный и положительный, – с надеждой сказал Мазур. – В одном могу тебя заверить – что я не вор и не шпик...
– А как насчет перерезанных глоток? – прищурилась она, по-прежнему игнорируя шагавших рядом безмолвных солдат.
– Мисс, за кого вы меня принимаете? – натурально оскорбился Мазур. – Я всего лишь парень, охваченный страстью к постоянной перемене мест. Жаль, Библии нет поблизости, а то бы я поклялся надлежащим образом, что чист и непорочен...
– Это моряк-то? – фыркнул Дик, пребывавший в обычной своей мизантропии.
– Вот именно, – сказал Мазур. – Мы, моряки, только на вид грубы, а души у нас чистые и нежные... Это все от морского воздуха...
Дик цинично фыркнул.
...Через полтора часа Мазур пребывал в самом блаженном ничегонеделании, валяясь в одних джинсах на старомодной железной кровати, в маленькой, но чистой комнате, где на подоконнике старательно жужжал старый вентилятор, по размерам мало уступавший гребному винту приличного эсминца, а со стены, с потемневшего портрета, пытливо и чванно таращился седовласый сеньор в неизвестном мундире с высоким стоячим воротником, пышными эполетами из серебряного сутажа и парочкой незнакомых орденов на груди. Судя по морскому пейзажу за его спиной, украшенному двумя фрегатами с тройным рядом пушечных портов, мужик был свой в доску, флотский, а это прибавляло уюта – особенно если учесть, что драгоценная куртка покоилась в рюкзаке, а тот, в свою очередь, под кроватью, и никто пока что не покушался на взятое с боем сокровище...
Легонький стук в дверь опять-таки был слишком деликатным для потенциальных охотников за бродячим кладом, и Мазур преспокойно отозвался:
– Войдите!
Вошла его спасительница и временная хозяйка, в коротком пляжном халатике из чего-то вроде махрового полотенца. В руках у нее был потемневший мельхиоровый поднос, на котором красовался премилый натюрморт, состоявший из бутылки виски, сифона и парочки высоких чистейших стаканов.
Не переменив позы, Мазур смотрел на нее – точнее, в первую очередь на поднос. «Ну, разумеется, – подумал он скромно. – Кто может устоять против моего невыразимого обаяния? Вот и эта не выдержала, и не виноватый я перед замполитом, она сама пришла...»
Конечно, все это была исключительно бравада, прикрывавшая гораздо более серьезные и трезвые раздумья...
Энджел поставила поднос на хлипкий столик, уселась в низкое продавленное кресло, закинула ногу на ногу, присмотрелась к новонанятому шоферу, а также прислуге за все. Потом сказала:
– Форменный хам...
– Это почему? – не без интереса спросил Мазур. – Потому что без рубахи? Ты знаешь, у меня отчего-то сложилось впечатление, что тебе уже приходилось видеть полуодетых мужиков и в ужас ты не придешь.
– Я не об этом. Нормальный человек, когда к нему заходит девушка в столь куцем халате, первым делом таращится на ее ножки, а не на бутылку.
– Каждому свое, – сказал Мазур. – У тебя великолепные ножки, и вообще ты прекрасна и ослепительна – но я реалист и прекрасно понимаю, что для меня ты навсегда останешься далекой звездой, недосягаемой мечтой, а потому нужно уделить внимание более доступным удовольствиям...
– Надо же, – сказала она безмятежно. – Вот уж не думала, что австралийцы способны на такое красноречие. Прости, но я отчего-то полагала их людьми неотесанными...
– Ты забываешь, что я не типичный австралиец, – сказал Мазур. – Я моряк, полсвета исколесил, а это, согласись, расширяет кругозор и обогащает лексикон. В общем, ты очаровательна, и этот халатик тебе ужасно идет. Если ты будешь настолько неосмотрительна, что подойдешь поближе, я его непременно с тебя сорву, а так – лень вставать. Даже цивилизованные австралийцы, избороздившие полмира – ужасные лентяи...
Девушка посмотрела на него без особого возмущения, с тем же пытливым любопытством, поинтересовалась:
– А почему ты так уверен, что не получишь немедленно по физиономии за этакие речи?
Мазур ухмыльнулся:
– Потому что нутром чую: ты совершенно нормальная женщина, а любой женщине в глубине души приятно, когда к ней питают дикарскую страсть...