Ее лицо, как Мазур удовлетворенно отметил, было по-настоящему растерянным:
– Я решительно не могу вас понять... Ясно, что вы со мной играете, как кошка с мышкой, но понять вас не могу...
«Вот и прекрасно, милая, – мысленно воскликнул Мазур, испустив что-то вроде злодейского хохота, опять же мысленно. – Прекрасно просто. Значит, цель достигнута, и заморочил я тебе мозги настолько, что ты еще до-олгонько меня не прокачаешь...»
– И вас это злит? То, что вы не можете понять какого-то плебея?
– К чему эти термины? – отмахнулась она. – Мы живем в двадцатом веке... Но вы меня и в самом деле злите. А вас не злят люди, которых вам никак не удается понять?
– Злят, – сказал Мазур. – Еще как. Вот к этому я и возвращаюсь – к констатации того факта, что мы – в одинаковом положении. Вы не понимаете меня, а я ничего не знаю о вас.
– Поедемте. Нам нужно добраться домой до темноты...
– Как прикажете, – сказал Мазур, включая мотор. – А что, в темноте нам что-то угрожает?
– Не знаю.
– Вот это уже интереснее. Вместо категорического «нет» – «не знаю». Это существенная обмолвка...
– Да перестаньте вы цепляться к словам!
– Не перестану, – сказал Мазур. – Я нисколечко не шутил, когда говорил, что терпеть не могу неизвестности в серьезных делах. Знаете, почему? Потому что это чреватовсякими неприятностями, вплоть до старушки в белом балахоне и с косой. Да, я кое-чем обязан милейшей Розе. Да, я бродяга, вольный стрелок... но, бога ради, не путайте это с глупой романтикой, то есть восторженной дуростью.
– Вы настолько жесткий прагматик?
– Да господи, я просто осторожен, – сказал Мазур.
Он бросил беглый взгляд в зеркальце заднего вида, потом внимательно присмотрелся к обогнавшей их машине. И укрепился в своих подозрениях. Когда машина скрылась за поворотом, продолжал:
– Это настолько ясно, что я не думал, будто придется кому-то растолковывать, как младенцу... Вы ввязались во что-то рискованное, и, по некоторым обмолвкам, способное принести выгоду... лично вам. Ладно, я не сгораю от золотой лихорадки. Но и не бросаюсь очертя голову навстречу неизвестности. Получать пулю всегда неприятно, но хуже всего – словить ее зря. Мы с вами не в фильме – в реальности...
Кристина, виляявзглядом, ответила:
– Но я еще сама не знаю, будет ли это опасно...
– Знаете, – сказал Мазур уверенно. – Или, по крайней мере, всерьез подозреваете, что немногим отличается. Самое смешное, что я, пожалуй, могу заранее предсказать, с чем мне предстоит столкнуться. Понимаете, набор вариантов невелик. Это, безусловно, не какой-то рутинный бизнес. Тогда? Земельная спекуляция, наркотики, клад... Что там у нас еще? Ах да, море... Значит, отметаем какие-то темные делишки с землей, на которую претендуют несколько человек... Золотой галеон, а? Или партия кокаина в непромокаемой упаковке, ценой в миллион баков, которую какой-нибудь Кривоногий Джаспер, спасаясь от агентов по борьбе с наркотиками, выбросил за борт у безымянного островка, а потом признался вам на смертном одре, когда вы филантропии ради ухаживали за бесплатными больными... А?
– Это не наркотики...
– Что, все-таки золотой галеон?
– Как сказать... Нечто вроде.
– Уже теплее! – удовлетворенно сказал Мазур. – Значит, все-таки клад... Не буду врать, будто я моментально проникся энтузиазмом. Скорее, наоборот, ох, наоборот... Знаете, мне приходилось в жизни искать клады. Это не такое простое и приятное занятие, как может показаться. Во-первых, у клада есть пакостная привычка не оказываться на месте. Во-вторых, вокруг клада, неважно, существует он в реальности или вам просто толкнул «абсолютно верную карту» очередной аферист, порой толчется куча глупцов, склонных палить в конкурентов...
– А вы находиликлад? – спросила Кристина с живейшим любопытством.
«Что, точно? – мысленно спросил себя Мазур. – Эвон как подскочила, словно ее шилом в попку ужалило...»
– Увы, увы, – сказал он печально. – Искать-то искал, но не нашел.
Не рассказывать же ей, как обстояло в действительности девять лет назад у далеких Ахатинских островов? Хотя история, безусловно, поучительная: сколько народу отдали богу душу ради этого чертова золота, реального, весомого, осязаемого...
– Расскажете? – она прямо таки пылала энтузиазмом, так что подозрения Мазура крепли.
– Как-нибудь потом, – сказал он, подобравшись и щупаявзглядом окрестности по обе стороны дороги. – Сейчас лучше помолчите и не мешайте...
– А в чем...
– Тихо! – цыкнул Мазур, искренне надеясь, что мания преследования на сей раз выдала сигнал ложной тревоги, потому что...
Он резко бросил машину к обочине, с бетонной полосы и она вылетела на сухую рыжеватую землю, остановилась, взметая невесомую пыль...
Первая пуля звучно шлепнула в ствол дерева над их головами.
Резким движением Мазур согнул Кристину в три погибели, бросил ее на пол, втиснул в узкое пространство меж сиденьем и движком. Опершись правой на обтерханный поручень, одним мощным рывком перебросил тело через скорчившуюся девушку, через борт, коснувшись ногами земли – а пули все хлопали по деревьям – присел на корточки, распахнул дверцу, ухватил девушку за кожаный пояс джинсов и бесцеремонным рывком выдернул из машины, как пробку из бутылки, бросил на землю у колеса, прикрыл собой. Рявкнул в ухо:
– Бензин или дизель?
– Что? – ошалело откликнулась она, еще не успев ничего сообразить после столь резкой перемены.
– Машина, говорю, на бензине? Или дизель?
– Дизель...
Пули прямо-таки барабанили по стволам. Дизель – это гораздо лучше, пронеслось у него в голове. Не полыхнет бак от шальной или, наоборот, меткой пули...