– И за сколько же он меня продал?
– Будьте уверены, сумма была солидной...
– Откуда у вас деньги? Вы же не богаче меня...
– Зато у меня есть друзья... а у вас их, похоже, не осталось, если не считать этого молодого человека, который столь дурно воспитан, что палит из пистолета в столовой приличного дома... Да и он под категорию друзей вряд ли подходит... Милейший сеньор Смит, не согласитесь ли прогуляться со мной по двору и обсудить некоторые финансовые вопросы?
– Я бы охотно сообщил, как вам лучше всего употребить ваши денежки, – сказал Мазур. – Но тут, во-первых, присутствует дама, а, во-вторых, не хочется вновь осквернять столовую в приличном доме, на сей раз словами... Но вы меня все равно поняли, а?
– Речь идет о весьмабольших деньгах...
– У меня еще четырнадцать патронов в обойме, – сказал Мазур. – А вот причин вас жалеть у меня нет. Ни единой. Так что держите язык за зубами...
– Невероятно, – произнес дон Хайме, таким тоном, словно не играл, а всерьез не мог поверить в услышанное. – Такие молодчики от денег не отказываются...
– Он не наемник, – перебила Кристина, все так же гордо восседая в кресле. – Он мой любовник.
– Боже мой, – дон Хайме самым что ни на есть трагическим видом обвел взглядом шеренгу потемневших фамильных портретов. – Это все проклятые Соединенные Штаты с их вольностью нравов... Говорил же я, что не следовало вас отпускать в эту богопротивную страну с ее полным упадком нравов... Слышали бы вас...
– Вы собираетесь сказать что-то еще? – тоном герцогини, распекающей нерадивого слугу, спросила Кристина.
– Пожалуй, – кивнул дон Хайме, безусловно пораженный в самое сердце столь шокирующей новостью. – Что же, если дела обстоят именно так... не пора ли подвести кое-какие итоги? Аквалангиста у вас больше нет. Без него вся затея бесполезна, вам самой лучше и не браться... Остается одно: передать все дела мне. Хотя вы и удручили меня до последней степени столь шокирующими известиями, я все же готов выделить вам двадцать пять процентов...
– А почему не пятьдесят? – саркастически усмехнулась Кристина.
Дон Хайме спокойно разъяснил:
– Простите, это невозможно. У меня были крупные расходы, и условия игры таковы, что более двадцати пяти процентов я вам никак не могу выделить. Для вас, в вашем положении, это все равно фантастическая сумма... Это полмиллиона долларов....
«Нехило, мать твою!» – воскликнул Мазур про себя и поднялся с кресла. Присев на подлокотник, крайне вольно обнял Кристину за плечи и, склонившись к ее уху, громко произнес, умышленно нанизывая вульгаризмы:
– Кристи, на твоем месте я не верил бы этому старому козлу ни на грош. Чует мое сердце, он тебе не отслюнит ни цента. Обязательно наколет. Еще прикончит, чего доброго, хорошо, если просто оставит на бобах...
Он чувствовал, как девушка напряглась от его бесцеремонных объятий – но из роли она выйти не могла, недавнее шокирующее заявление обязывало... Кристина не шелохнулась. Сказала задумчиво:
– По-моему, ты прав, Джонни... У меня точно такие же впечатления.
– Кристина! – укоризненно воззвал дон Хайме. – Как вы только могли подумать?! Ваш отец был моим другом...
– И как вы с ним поступили?
– Неужели вы подозреваете меня в причастности к этому... инциденту? Могу поспорить, это влияние вашего...
Мазур видел глаза девушки – и, ориентируясь на их выражение, как ни в чем не бывало сказал:
– У меня, конечно, не сыщется столько благородных предков, да и гербов отроду не водилось... И все же, милейший дон Хайме, я, кажется, знаю, каким качеством должен обладать истый идальго... Он должен тонко чувствовать, когда его присутствие становится совершенно неуместным, и ему, пусть мысленно, желают убраться к чертовой матери...
– Молодой человек, этот дом – не ваш...
– Хозяйка присоединяется к мнению гостя, – произнесла Кристина холодно.
Мазур усмехнулся:
– Вы, кажется, имели честь подметить, что в моем облике чего-то недостает? По-моему, в вашем тоже, благородный дон. Вам следует вместо этого галстука повязать пестрый платочек – и вот тогда ничем не будете отличаться от старых педиков из притонов французских кварталов Нового Орлеана...
Какое-то время висело тяжелое молчание.
– Бросьте, – сказал Мазур. – Вы не мифологическое животное василиск, и взглядом убивать определенно не умеете. А если не терпится, мы можем выйти во двор и решить нашу проблему, как кабальеро в старые времена. У вас пистолет в кармане, я и отсюда вижу... Значит, игра будет честная. Полагаю, снизойдете до плебея? Если вам мало словесного оскорбления, я могу и пощечину влепить...
Все-таки великое дело – порода... Дон Хайме, бледный, как полотно – а вот внутри, несомненно, кипящий, как вулкан – произнес с достойной уважения невозмутимостью:
– Оскорбить идальго может только равный, поэтому драться с вами я не буду.
– Да ну, какое тут благородство и фамильная спесь, – сказал Мазур. – Не хотите рисковать, когда на кону такойкуш?
– Совершенно верно, – без выражения откликнулся дон Хайме. – В конце концов, это тоже серьезный мотив. Чего ради я должен рисковать, подставляясь под пулю гангстера? Я искренне надеюсь, что у нас будет еще случай встретиться при более благоприятных обстоятельствах... Честь имею откланяться. – Он покосился в сторону. – Обломки моей трости можете взять себе. Рукоять серебряная, и вы сможете выручить за нее долларов десять...
Мазур, подавшись вперед, произнес сквозь зубы:
– Если ты, старая сволочь, не заберешь свои деревяшки, я тебе в спину шарахну без оглядки на традиции...